– Урод! – рычу я. Других эпитетов у меня просто нет.

С лица парня слетает насмешка, он хмурится. И теперь обращается к Нику:

– Мужик, я бы на твоем месте где-нибудь запер такую сестренку. Пока она не натворила дел.

Глубоко вздыхаю и собираюсь послать его куда подальше, но натыкаюсь на злой взгляд Омельчина. Злой и устремленный на мои губы… Нет, не губы, он осторожно заправляет прядь моих волос за ухо, чтобы рассмотреть что-то на моей шее.

– Это он сделал? – спрашивает он тихо, но так жутко, что у меня начинают шевелиться волоски на затылке, и хочется пощупать шею или просто сжаться в комочек. Поэтому, загипнотизированная им, я просто киваю.

Тогда Ник отстраняет меня от себя и поднимается по лестнице.

– Эй, – говорит Влад, – я не знаю, что ты подумал, но я здесь ни при чем…

– Ты наставил ей синяков? – спрашивает Омельчин, приближаясь к парню медленно и неотвратимо. – Какого хрена она бежала от тебя босиком?

Только сейчас осознаю, что я выбежала из салона в одних носках и без вещей.

Без камеры!

– Мы просто немного не поняли друг друга, – объясняет парень. – Так бывает.

Замах Ника молниеносный, но это обман: пока Влад отвлекается на правый кулак, летящий в лицо, получает левым в солнечное сплетение и с глухим выдохом сгибается пополам. Правда, разогнувшись, первым делом бросается на Омельчина. Он блокирует удар как-то слишком легко: его движения отточены, но при этом полны ярости. От нового удара голова Влада запрокидывается, и он падает на перила крыльца, цепляясь за них.

Все происходит так быстро, что просто не укладывается в моей голове.

– Так бывает, – говорит Омельчин, – когда лапаешь мою сестру. Еще раз до нее дотронешься – руки переломаю. Надеюсь, мы друг друга поняли?

– Тут камеры, придурок, – хрипит Влад, теперь даже не пытаясь подняться. – У тебя будут проблемы!

– То есть, не поняли? – невозмутимо переспрашивает Ник, и Влад все-таки поднимается и пятится. Скрывается за дверями, ругаясь так, что перекрывает матом шум оживленного проспекта.

Ник поворачивается ко мне, и я замечаю, что он по прежнему злой: серые глаза потемнели, губы сжаты, а его ярость можно почувствовать на расстоянии. Мне бы бежать от него куда подальше, но я замерла на холодной дорожке, и кажется, от волнения не слышу даже собственного срывающегося дыхания. А когда Ник оказывается рядом со мной, бежать уже поздно.

Он злой, но его пальцы ложатся на мой подбородок удивительно мягко.

– Почему ты босиком?

– Знаешь, когда убегаешь, как-то не думается, куда делись кроссовки? – огрызаюсь я.

Омельчин на секунду прикрывает глаза, а потом рычит:

– Я убью этого засранца! Если он…

– Получил по яйцам, – говорю я, и в ответ на удивление во взгляде добавляю: – Он ничего мне не сделал.

Если, конечно, попытка изнасилования не считается «ничем». От одного только воспоминания меня начинает потряхивать: от холода и от пережитого шока. Кажется, это отходняк!

Капец!

Тем неожиданней для меня момент, когда Ник подхватывает меня на руки. Мир перед глазами крутится в который раз за этот вечер.

– Ай! Поставь на место! – шиплю я.

Асфальт, конечно, ледяной, но он сейчас от меня далеко, и я боюсь, что меня просто уронят. Меня ни разу не носили на руках, но случай неподходящий с какой стороны ни посмотри.

– Молчи, – приказывают мне. – Поговорим позже.

– Рюкзак! Я оставила там камеру!

Ник устремляется к парковке, на которой оставил свой «лексус» и опускает меня лишь для того, чтобы открыть двери со стороны пассажирского места.

– Сиди в машине, – приказывает он, дверца захлопывается, и я слышу писк сигнализации. – Я вернусь через пять минут.

Последнее доносится уже из-за стекла.

Он запер меня! Какого?!

– Открой! – ору я и колочу кулаками по двери, но он даже не оборачивается. Невозмутимо идет к дверям и скрывается за ними, как в гости к другу пошел.

Он вообще нормальный?!

Вдруг Влад действительно вызовет полицию? Или его администратор, если она не ушла домой, вызовет полицию? У них вроде не круглосуточное обслуживание, поскольку ни одного клиента в холле я не заметила. А вдруг Влад успеет наговорить Нику еще больше про меня? Хотя куда больше?..

Я нервно смеюсь. Намек Влада на то, что я шлюха, даже не прозрачный, он разве что не произнес это слово вслух. С мужской точки зрения я виновата сама, пришла к нему, осталась с ним наедине.

Черт! Черт! Черт!

А вот эти приказы Омельчина: «молчи», «поговорим позже», «сиди в машине». Он с ним согласен? Ну конечно, согласен! Разве не об этом он говорил утром, да и вчера вечером тоже?

В машине тепло (она еще не успела остыть), но я по-прежнему мерзну. Сжимаю пальцы на коленях и больно-больно прикусываю нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Потому что это самый ужасный день в моей жизни. Даже хуже того, когда я поссорилась с Катькой, или того, когда мама заблокировала мою карту. Даже хуже того далекого, полустертого из памяти, когда Ник приехал к отцу со своей невестой…

Когда Омельчин возвращается с моей сумкой и кроссовками, я готова защищаться. И меня честно не устраивает, что он забрасывает ее на заднее сиденье, а обувь вручает мне. Я жду обвинительной речи в стиле отчима, но он молчит. Просто выруливает на дорогу.

И все это молча.

Я жду пять минут.

Десять.

А после не выдерживаю этой тишины:

– Ну давай, скажи это!

– Сказать что?

Его спокойствие бьет сильнее любых упреков.

– Что я сама виновата, что пришла к нему! Что так мне и надо! Что я не разбираюсь в парнях! – я кричу, но не могу больше себя сдерживать. Мне горько. Обидно. Больно. – Что от меня одни проблемы!

– Ты так считаешь?

– Конечно, я так не считаю! Я считаю, что мужчинам нужно только одно, и они готовы притворяться пушистыми зайчиками, надежными защитниками, милыми друзьями. И ради чего? Только чтобы залезть женщине под юбку.

Меня откровенно несет, но всё! Достало!

– Не все.

В голосе Ника мне чудится насмешка. Снова издевается? Его это забавляет?

– Не все? – зло переспрашиваю я. – То есть ты не хочешь меня трахнуть? Вот ни капельки меня не хочешь?

Ловлю его взгляд и осекаюсь, потому что в нем совсем нет того равнодушия, которое я сама себе придумала. Зато есть огонь, готовый перекинуться на меня.

– Хочу, – отрезает Ник. – Я хочу тебя, Вета.

И я почему-то ему верю. Может, тому виной воспоминание о его поцелуях и прикосновениях. Может, знание, что Ник Омельчин никогда не лжет, ему это попросту не нужно. А может, то, как я сама откликаюсь на него.